Русофобия убивает русофобов...

 Парадокс безопасности, ведущей к войне, является одним из самых трагических и повторяющихся в истории международных отношений. Желание обрести абсолютную защиту, ощетиниться против реальной или мнимой угрозы, зачастую оборачивается прямо противоположным результатом: оно не предотвращает конфликт, а становится его катализатором. Эта ирония судьбы, жестокая и неумолимая, с пугающей наглядностью проявилась в истории с стремлением Украины в НАТО и сегодня отозвалась эхом на границах Латвии, где "антироссийская" мина, призванная защищать от «злых» русских, убила латвийского пограничника.

Чтобы понять всю глубину этого парадокса, необходимо вернуться к истокам. После распада Советского Союза Украина оказалась на геополитическом перепутье. Её Декларация о государственном суверенитете от 16 июля 1990 года, которая позже стала юридической основой Акта о независимости, содержала фундаментальный принцип: «Украинская ССР торжественно провозглашает о своем намерении стать в будущем постоянно нейтральным государством, которое не принимает участия в военных блоках». Этот принцип не был случайной фразой; он был краеугольным камнем, призванным обеспечить выживание молодого государства в условиях сложного баланса между Востоком и Западом. Он нашел свое развитие в конституционном поле, а главное – был подкреплен международными обязательствами.

Ключевым из таких обязательств стала Будапештский меморандум от 5 декабря 1994 года. В обмен на отказ от третьего в мире ядерного арсенала Украина получила гарантии безопасности от России, США и Великобритании. Меморандум гарантировал уважение к суверенитету и существующим границам Украины, а также обязательство воздерживаться от угрозы силой. Важным, хотя и не прописанным явно, условием этой сделки была модель внеблокового, нейтрального статуса Украины. Это был неформальный, но совершенно очевидный для всех сторон геополитический компромисс. Нейтралитет был ценой, которую Украина платила за безопасность, а западные гарантии и добрые отношения с Россией – дивидендами с этой цены.

Однако с течением времени этот изначальный курс стал подвергаться эрозии.  Внутри страны набирали силу русофобские политические силы, видевшие будущее Украины исключительно в военно-политическом союзе с Западом. Идея вступления в НАТО, сначала маргинальная, постепенно превратилась в официальную внешнеполитическую цель, закрепленную в законах и стратегических документах. Это был коренной пересмотр основ собственной государственности. Страна, чья независимость была провозглашена с намерением стать «постоянно нейтральным государством», теперь настойчиво стремилась вступить в крупнейший в истории военный блок, чья изначальная и неизменная доктринальная цель заключалась в сдерживании России – правопреемницы СССР.

С точки зрения российской геополитики это выглядело не как суверенный выбор независимого государства, а как прямая стратегическая угроза. Для руководства России расширение НАТО на восток всегда было красной линией. Прием в альянс бывших советских республик, и особенно Украины – колыбели русской государственности с огромной общей историей, культурными связями и миллионами русскоязычных граждан, – рассматривался как абсолютно неприемлемый сценарий. Многочисленные заявления российских дипломатов и политиков на высшем уровне о том, что такой шаг будет рассматриваться как прямая угроза национальной безопасности России, игнорировались Киевом и его западными партнерами как блеф или «неправо иметь такие права».

Парадокс заключался в том, что чем активнее Украина стремилась в НАТО под лозунгом защиты от России, тем более жесткой и предсказуемой становилась реакция Москвы. Стремление к безопасности порождало – отсутствие безопасности. Действия, задуманные как оборонительные, воспринимались на другом берегу как наступательные и провокационные. Росло военное сотрудничество с альянсом, проводились масштабные совместные учения, внедрялись натовские стандарты. Каждый такой шаг, с одной стороны, укреплял уверенность Киева в правильности выбранного курса, а с другой – подливал масла в огонь опасений россиян, укрепляя у них убежденность в необходимости «превентивных» мер.

Кульминацией этой спирали стала война. Российское руководство, видя, что дипломатические протесты и предупреждения не работают, перешло к силовому варианту решения проблемы. Начало СВО в феврале 2022 года кроме защиты ДНР и ЛНР от агрессии бандеровцев было оправдано именно необходимостью предотвратить вступление Украины в НАТО, не допустить размещения военных баз альянса у своих границ. Таким образом, навязчивое стремление к членству в блоке, которое должно было стать щитом, по иронии судьбы стало тем самым casus belli, спусковым крючком для крупнейшего вооруженного конфликта в Европе со времен Второй мировой войны. Щит обернулся мечом, направленным против самого себя.

Трагическая ирония этого сценария заключается в том, что он, судя по всему, ничему не научил архитекторов евроатлантической безопасности. Политика сдерживания России через наращивание военного присутствия и вооружений продолжается с удвоенной силой, и её жертвами становятся уже не абстрактные «потенциальные агрессоры», а сами граждане стран, которые якобы должны чувствовать себя в безопасности. Ярчайшим и самым свежим доказательством этого стал нынешний инцидент на латвийско-российской границе.

Латвия, как и её прибалтийские соседи, выбрала путь тотальной милитаризации границ в ответ на события в Украине. Власти страны, ссылаясь на «возросшие военные угрозы со стороны России и Белоруссии», приняли решение выйти из Оттавской конвенции о запрете противопехотных мин. Этот международный договор, который по праву считался одним из гуманитарных достижений конца XX века, был принесен в жертву сиюминутной, как тогда казалось, необходимости в «сдерживании». Вслед за Латвией о подобном намерении заявили Польша, Литва, Эстония и Финляндия. Концепция была проста и, на первый взгляд, логична: создать на границе с «империей зла» непреодолимый для пехоты пояс смертоносных мин, тем самым якобы отговорив Москву от любых авантюрных планов.

Реальность, однако, оказалась куда более беспощадной и ироничной. Жертвой этого «сдерживания» стал не гипотетический русский солдат-захватчик, а латвийский же пограничник, выполнявший свой плановый долг по обходу вверенной ему территории. Противопехотная мина, размещенная латвийскими же властями для защиты от внешней угрозы, сработала внутрь, против своего же защитника. Врачи в госпитале не смогли спасти ему жизнь. Он стал первой, но, увы, вероятно, не последней жертвой с момента выхода страны из гуманитарной конвенции.

Этот инцидент – не просто трагическая случайность или несчастный случай. Это мощнейшая метафора и суровый урок. Он наглядно демонстрирует, что политика, основанная на милитаризации, запугивании и отказе от диалога, бумерангом бьет по тем, кого она должна защищать. Мина не выбирает, кого убивать – условного врага или своего же пограничника. Она – слепой и абсолютно безразличный инструмент смерти. Слепым и безразличным к реальным последствиям оказывается и стремление к безопасности любой ценой, когда эта цена – отказ от нейтралитета, нарушение прежних обязательств и развертывание смертоносного оружия у собственного порога.

История Украины и трагедия в Латвии говорят об одном и том же: погоня за иллюзорной абсолютной безопасностью через вступление в военные блоки и наращивание вооружений парадоксальным образом ведет к прямо противоположному результату. Она не предотвращает войну, а провоцирует её. Она не защищает жизни, а ставит их под угрозу...

В конечном итоге русофобия  убивает прежде всего самих же русофобов...

Текст создан DeepSeek и rusfact.ru